В этом году исполнилось 47 лет военному преступлению, совершенному солдатами армии США во вьетнамской деревне Сонгми. Это событие, потрясающее своей жестокостью, во многом стало катализатором антивоенных настроений в американском обществе. Журналист Майрон Херш был одним из первых, кто поведал об этой трагедии. Вашему вниманию предлагается сокращенный вариант его новой статьи в журнале The New Yorker, в которой Херш рассказывает как о самой бойне, так и о том, что стало с ее участниками.
В деревенской общине Милай (в российской историографии более распространено название Сонгми) есть большая канава. Утром 16 марта 1968 года она была завалена десятками трупов женщин, детей и стариков — всех их расстреляли американские солдаты. Сейчас канава кажется мне еще шире, чем на фотографиях, присланных 47 лет назад с места преступления — время и эрозия почвы сделали свое дело. Во время войны во Вьетнаме рядом с канавой располагались рисовые поля, но теперь их замостили удобными дорожками, чтобы туристам было легче добраться до этих камней и оврагов — скромных молчаливых свидетелей той ужасной резни. Массовое убийство в Милай стало поворотным моментом в этой позорной войне: отряд американцев (рота «Чарли») получил ложные разведданные о том, что в деревне расположились силы Вьетконга. Но они застали там только мирных жителей. Это не помешало солдатам открыть огонь по безоружным людям, сжечь их дома, изнасиловать десятки женщин. Одним из командиров, руководивших бойней, был лейтенант Уильям Лоуз Келли, до войны отчисленный из колледжа в Майами.
К началу 1969 года многие солдаты роты «Чарли» были отправлены по домам. На тот момент я был тридцатидвухлетним журналистом. У меня в голове не укладывалось, как эти ребята — почти мальчишки — могли совершить подобное зверство. Я начал искать их, писать им письма. Как ни странно, многие охотно отвечали, делились подробностями тех событий, а также мыслями о том, как им жить дальше – после того, что они натворили.
Во время расследования некоторые солдаты признались, что были на месте преступления, но говорили, что отказались подчиняться приказам Келли и не убивали невинных. Также солдаты указали на рядового Пола Мидло, который расстреливал жителей деревни практически бок о бок с Келли. Правда это или нет — теперь уже судить сложно, но многие из роты «Чарли» дали одинаковые показания: Мидло и остальные солдаты по приказу Келли выстрелили несколько очередей в канаву, а потом бросили в нее гранаты. Из ямы донесся протяжный плач, и мальчик двух-трех лет, весь в крови и грязи, с трудом вскарабкался по трупам наверх и побежал к рисовому полю. Должно быть, мать закрыла его своим телом, и он не пострадал. По словам очевидцев, Келли побежал за ребенком, схватил его, бросил мальчика обратно в канаву и хладнокровно застрелил.
На следующее утро во время патрулирования местности Мидло наступил на мину и потерял правую ногу. Один из солдат рассказал мне, что до прибытия вертолета для раненого рядового Мидло проклинал своего командира и кричал: «Ты заставил нас это сделать! Господь тебя покарает!» «Просто посадите его в чертов вертолет!» — злился Келли. Но крики Мидло не стихали до самой отправки в полевой госпиталь.
Рядовой Мидло вырос на западе Индианы. Поговорив, наверное, со всеми телефонистками штата и потратив кучу десятицентовых монеток на звонки с уличных аппаратов, я, наконец, нашел семью этого солдата в городке Нью-Гошен. По телефону мне ответила мать Пола, Миртл. Я представился репортером, который пишет про Вьетнам, и спросил, не могу ли я навестить ее сына и задать ему пару вопросов. Она сказала: «Ну, попробуйте».
Семья Мидло жила в маленьком деревянном домике на бедной птицеферме. Когда я подъехал к их дому, навстречу вышла Миртл. Она поздоровалась и сказала, что Пол внутри. Его мать не знала, будет ли он вообще со мной разговаривать. Ей самой он почти ничего не рассказывал про Вьетнам. А потом женщина произнесла фразу, которая предельно точно описывала эту ненавистную мне войну: «Я отправила воевать хорошего мальчика, а они сделали из него убийцу».
Пол Мидло согласился поговорить. Ему было всего 22 года. До отправки во Вьетнам он успел жениться, и теперь у них было уже двое детей: сын двух с половиной лет от роду и новорожденная дочка. Несмотря на тяжелое ранение, Полу приходилось работать на заводе, чтобы прокормить семью. Я попросил его показать свою рану и рассказать о периоде реабилитации. Пол снял протез и начал рассказ. Очень скоро он дошел до событий в Милай. Мидло говорил так, будто пытался вернуть уверенность в себе и своих словах. Он немного заволновался, когда рассказывал о том, как Келли велел открыть огонь по жителям деревни. Пол не пытался оправдать свои действия в общине Милай, только сказал, что эти убийства «не лежат камнем у меня на душе», ведь «на войне много и наших ребят полегло. Это была всего лишь месть».
Мидло вспоминал все свои действия в ужасающих подробностях. «Мы думали, что там были вьетконговцы, и надо было зачистить деревню. Когда наш отряд добрался до места, мы стали собирать людей в большие группы. Сорок или сорок пять человек местных стояли посреди деревни. Келли приказал мне и еще паре парней охранять их, а сам ушел».
Как рассказал Пол, лейтенант вернулся через десять минут и сказал ему: «Избавьтесь от них. Я хочу, чтобы вы их убили». Келли, будучи в трех-четырех метрах от группы безоружных вьетнамцев, первым открыл огонь. «А потом приказал и нам стрелять. Я начал стрелять, а другие парни не стали. И мы [Мидло и Келли] вдвоем убили всех тех людей».
Мидло признался, что лично убил пятнадцать человек из той группы. «Нам был дан приказ. Мы думали, что поступаем правильно. Тогда я даже не думал об этом».
Был один свидетель из роты «Чарли», который рассказал мне, что приказ Келли шокировал Мидло. Когда командир оставил солдат охранять гражданских, Пол Мидло со своим товарищем «разговаривали с этими людьми, играли с их детьми и даже угощали их конфетами». Когда Келли вернулся и приказал убить людей, «Мидло ошарашенно посмотрел на него, как будто не поверил своим ушам. Он переспросил: Убить?»
«Когда Келли повторил приказ, — вспоминает другой солдат, — Мидло открыл огонь и стал палить по местным вместе с ним. Но потом Пол заплакал».
Майк Уоллес с радио CBS заинтересовался этим интервью, и Мидло согласился рассказать свою историю на телевидении. Я переночевал в его доме, а наутро вместе с Полом и его женой срочно вылетел в Нью-Йорк. Также я узнал от Пола, что он несколько месяцев лечился и проходил курс реабилитации в военном госпитале в Японии, а по приезде домой никому не рассказывал о том, что произошло во Вьетнаме. Вскоре после его возвращения его жена проснулась от громкого плача, доносившегося из детской. Она бросилась туда и увидела, что муж схватил их сына под руки и неистово трясет, держа на весу.
Об инциденте в деревне Милай мне рассказал молодой адвокат из Вашингтона Джеффри Коуэн. У него было мало сведений, но он сказал, что некий солдат сошел с ума и начал убивать мирных вьетнамцев. За три года до этого я работал в Пентагоне, куда меня направило агентство «Ассошиэйтед Пресс», и часто общался с офицерами, вернувшимися с войны. Они все как один рассказывали об убийствах невинных местных жителей.
Я зацепился за наводку Коуэна и однажды случайно встретился с одним молодым полковником. Он получил ранение в ногу во Вьетнаме и, пока находился на лечении, его возвели в ранг генерала. После этого он работал в офисе, выполнял бумажные поручения на благо армии. Когда я спросил его об этом неизвестном солдате, он гневно стрельнул глазами и с силой постучал кулаком по своему колену: «Этот парень, Келли, никогда не стрелял ни в кого выше этого места!»
Итак, я узнал его имя. В библиотеке мне удалось раскопать небольшую статью в «Таймс» о некоем лейтенанте Келли, которого обвиняли в убийстве неопределенного количества гражданских лиц в Южном Вьетнаме. Поиски Келли были нелегкими — армия США скрывала его местоположение, но мне удалось выяснить, что он жил в квартирах для старшего офицерского состава Форт-Беннинга, в городе Коламбус штата Джорджия. А потом у меня появился доступ к засекреченным обвинительным заключениям, в которых Келли был признан виновным в преднамеренном убийстве 109 «жителей Азии».
Келли совершенно не походил на кровожадного монстра. Это был худощавый нервный молодой человек — ему на тот момент было примерно двадцать пять — с бледной, почти прозрачной кожей. Он изо всех сил старался казаться суровым воякой. После нескольких бутылок пива Келли начал рассказывать мне, как он с его солдатами оказался втянутым в ожесточенную перестрелку в деревушке Милай. Мы проговорили всю ночь. В один момент Келли извинился и вышел в туалет. Через приоткрытую дверь я увидел, что его вырвало кровью.
В ноябре 1969 года я написал статью о Келли, Мидло и резне в деревне. Издания Life и Look ею не заинтересовались, тогда я обратился в небольшое антивоенное издательство Dispatch News Service. В то время ситуация обострилась, и страну сотрясали волнения. Ричард Никсон победил на выборах в 1968 году благодаря обещанию закончить войну. Но на деле он старался ее выиграть массированными атаками и бомбежками. В 1969 году ничего не изменилось — каждый месяц погибали полторы тысячи американских солдат, как и за год до этого.
Военные корреспонденты своими репортажами и фотографиями давали понять, что война во Вьетнаме была морально необоснованной, велась стратегически неверно и вообще не имела ничего общего с тем, что заявляли официальные власти в Сайгоне и Вашингтоне. 15 ноября 1969 года, всего через два дня после публикации моей первой статьи о бойне в Милай, более полутора миллиона человек устроили на улицах Вашингтона антивоенный марш. Гарри Холдеман, правая рука Никсона, написал пару заметок, которые были обнародованы только спустя восемнадцать лет. Там было сказано, что 1 декабря 1969 года, когда волна недовольства, вызванная откровениями Мидло, достигла высшей точки, Никсон прибегнул к «грязным трюкам», чтобы дискредитировать показания главного свидетеля резни в деревне Милай. А потом в 1971 году, когда суд признал Келли виновным в массовом убийстве невинных гражданских лиц и приговорил его к пожизненным каторжным работам, Никсон вмешался в ход дела, и приговор заменили на домашний арест. Через три месяца после отставки президента Келли освободили из-под стражи, и все последующие годы он работал в ювелирном магазине своего тестя. Также Келли давал платные интервью журналистам, готовым заплатить за его откровения. В 2009 году в своей речи в «Киванис-клуб» он сказал: «Не проходит и дня, чтобы я не пожалел о содеянном в Милай». Но бывший лейтенант тут же добавил, что всего лишь следовал приказам и «наверное, сглупил». Сейчас ему семьдесят один год. Его единственного из всех офицеров судили за бойню в Милай.
В марте 1970 года военная комиссия призвала к ответу еще четырнадцать офицеров, включая генералов и полковников. Против них были выдвинуты обвинения в убийствах, нарушении воинского долга, а также в заговоре с целью сокрытия истины об этой резне. Но только один офицер, если не считать Келли, предстал перед судом, и его признали невиновным.
Несколько месяцев спустя в разгар антивоенных протестов в студенческих кампусах я прочитал речь в колледже Макалистер в городе Сент-Пол штата Миннесота, призывая к окончанию войны. Хьюберт Хамфри, бывший вице-президент при Линдоне Джонсоне, на тот момент был профессором политологии в колледже. Он проиграл Никсону на выборах 1968 года отчасти потому, что не смог отделаться от клейма приспешника Линдона Джонсона, который развязал войну во Вьетнаме. После моей речи Хамфри захотел со мной поговорить. Он сказал: «К вам, мистер Херш, у меня претензий нет. Вы просто делаете свою работу и делаете ее довольно хорошо, надо признать. Но вот всем этим сопливым детишкам, которые скачут вокруг и вопят: «Эй, Линдон Джонсон, скажи, не робей, сколько убил ты сегодня детей?», мне хочется сказать» Тут лицо его покраснело, а голос становился громче с каждой фразой и почти сорвался на крик: «Мне хочется сказать — пошли вы все к черту!»
Я впервые посетил Милай (так деревушку называли американские военные, среди местных она была известна как Сонгми) всего несколько месяцев назад со своей семьей. Еще в начале 70-х годов я просил разрешения у правительства Южного Вьетнама посетить деревню, но в то время Пентагон проводил здесь внутренние расследования, поэтому гражданских не пускали. В 1972 году я, будучи журналистом Times, посетил Ханой в Северном Вьетнаме. В 1980-м, пять лет спустя после «падения Сайгона», я снова приехал во Вьетнам, чтобы сделать больше интервью для книги и несколько репортажей для Times. Я думал, что уже собрал всю информацию о бойне в Милай, что знаю если не все, то многое. Я ошибался.
Деревня Милай расположена в центре Вьетнама неподалеку от Национального шоссе №1, дороги, соединяющей Ханой и Хошимин (бывший Сайгон). Фам Тхань Конг, директор музея в Милай, один из немногих переживших резню. Когда мы впервые встретились, этот строгий коренастый человек, которому уже около шестидесяти лет, ограничился общими фразами и не стал делиться своими воспоминаниями и переживаниями. Он сказал, что вьетнамцы «очень доброжелательный народ», и в его голосе не было и намека на сарказм или обвинение. «Мы простили, но ничего не забыли», — сказал Конг. Позже, когда мы сидели на скамейке возле маленького музея, он начал рассказывать о той страшной бойне. На тот момент ему было всего одиннадцать лет. Когда приземлились американские вертолеты, Конг со своей матерью, братом и сестрами прятался в силосной яме. Солдаты сначала приказали им выйти, а затем, затолкав обратно, открыли по ним огонь и бросили в яму гранату. Конга ранили трижды — в голову, в правый бок и в ногу. Он потерял сознание и очнулся уже в горе трупов среди тел мамы, трех сестер и шестилетнего брата. Американцы, видимо, сочли его мертвым. Когда солдаты улетели из деревни, отец Конга вместе с несколькими выжившими пришел похоронить мертвых, и они нашли уцелевшего мальчика.
Чуть позже за ужином он сказал: «Мне никогда не забыть эту боль». И его работа никогда не даст ему это сделать. Конг рассказал, что несколько лет назад этот музей посетил ветеран по имени Кеннет Шил — он единственный из роты «Чарли» побывал в Милай после тех страшных событий. Шил приехал вместе с журналистами «Аль-Джазиры», снимавшими документальный фильм, приуроченный к сорокалетней годовщине бойни. Шила призвали в армию после окончания школы в маленьком городке штата Мичиган. После проведения расследования его обвинили в убийстве девяти гражданских лиц, но он был оправдан.
В документальном фильме запечатлен разговор Конга с Шилом. Конгу сказали, что приехал американский ветеран войны во Вьетнаме, не имеющий никакого отношения к резне в деревне. Шил уклончиво отвечал журналистам: «Стрелял ли я? Скажу так — я стрелял до того момента, как понял, что все это неправильно. Так что не могу сказать точно — открывал ли я огонь по этим людям». Когда стало понятно, что Шил все-таки участвовал в массовом убийстве сограждан Конга, его настрой на разговор с вьетнамцем сошел на нет. Шил постоянно повторял, что он хочет «извиниться перед жителями Милай», но больше никаких подробностей не выдавал. «Я все время спрашиваю себя — почему это случилось? Я не знаю».
Тогда Конг напрямую спросил: «Что вы чувствовали, когда убивали невинных граждан? Это было трудно?» Шил ответил, что его не было среди солдат, открывших огонь по гражданским. На что Конг сказал: «Тогда вы можете быть одним из тех, кто зашел в мой дом и убил моих родных».
Запись в музее содержит окончание их разговора. Шил сказал: «Все, что я могу сделать, — это принести извинения». Конг, чей голос был наполнен болью, не переставая, задавал ему вопросы, выпытывая подробности преступлений. А Шил только повторял: «Простите, простите». Конг спросил, полез ли кусок в горло солдата, когда тот вернулся на базу, и тут Шил зарыдал. «Прошу вас, не надо больше вопросов! — всхлипывал он. — Я не могу этого вынести». Потом Шил спросил, не хочет ли Конг присоединиться к ним на церемонии поминания жертв резни в Милай.
Конг резко перебил его твердым отказом: «Нет! Это было бы позором для меня». А потом добавил: «Местные жители очень разозлятся, когда узнают, что вы были одним из убийц».
Перед тем как покинуть музей, я спросил Конга, почему он был так безжалостен и непреклонен с Шилом. Мой собеседник нахмурился и сказал, что не хотел облегчать боль участника тех событий, который к тому же отказывается брать на себя ответственность за содеянное. После бойни в общине Милай Конг какое-то время жил вместе с отцом, но тот был членом Вьетконга, и его убили американские солдаты в 1970 году. Конга приютили родственники из ближайшей деревни, там он помогал им ухаживать за скотом, а после войны смог вернуться в школу.
В музее можно узнать и многое другое — Конг и его коллеги тщательно и скрупулезно собирали информацию о погибших. Их имена и возраст на момент смерти выбиты на мраморной плите, установленной в одном из выставочных залов. По подсчетам работников музея число жертв составляет 504 человека из 247 семей. Двадцать четыре семьи были уничтожены под корень — убиты все три поколения, никто не выжил. Среди погибших — 182 женщины, из них 17 были беременны.
173 ребенка, включая 55 младенцев, казнены. Шестьдесят стариков погибли. Музей имеет сведения еще об одном важном факте: бойня проходила не только в общине Милай (также известной как Милай-4), но и в соседнем поселении под названием Микхе-4. Оно находилось примерно в миле к востоку, на берегу Южно-Китайского моря, и было атаковано другим взводом американских солдат — ротой «Браво». Музей имеет данные о 407 жертвах в Милай-4 и 97 жертвах в Микхе-4.
Ясно одно: случившееся в Милай-4 не стало единичным случаем или исключением; то же самое, пусть и в меньшем масштабе, совершила рота «Браво». Как и рота «Чарли», она входила в группировку «Баркер». Эти атаки стали наиболее значительной операцией, осуществленной в тот день боевыми батальонами дивизии «Америкал», к которой принадлежала группировка «Баркер». При этом, руководство дивизии, включая командира, генерал-майора Сэмюэла Костера, периодически прилетало в район ведения боев, контролируя процесс в течение дня.
Беспредел творился везде. В 1967 году уже шла страшная война в провинциях Куангнгай, Куангнам и Куангтри в Южном Вьетнаме; они, как известно, сохраняли независимость от правительства в Сайгоне, а к тому же поддерживали Вьетконг и Северный Вьетнам. Провинция Куангтри подверглась сильнейшим бомбежкам. Кроме того, американские боевые самолеты поливали все три провинции различными дефолиантами, среди которых был и «Агент Оранж».
Во время своего недавнего путешествия я пять дней провел в Ханое. Офицеры в отставке и чиновники из местной Коммунистической партии сообщили мне, что бойня в Милай помогла Северному Вьетнаму выиграть войну, разжигая антивоенные настроения в самой Америке. Мне неустанно повторяли и то, что события в Милай выделялись лишь масштабом. Наиболее открыто высказалась Нгуен Тхи Бинь, более известная во Вьетнаме как мадам Бинь. Она возглавляла делегацию Национального фронта освобождения во время мирных переговоров в Париже в начале семидесятых годов. Сейчас мадам Бинь 78 лет, в 2002 году она ушла из общественной жизни и с поста премьер-министра, который занимала два срока, но продолжает деятельность в благотворительных организациях, связанных с войной и помощью инвалидам.
«Буду честна с вами, — сказала она. — Америка осознала серьезность Милай, только когда об этом рассказал американец». Через несколько недель после массового убийства представитель Северного Вьетнама в Париже публично выступил с описанием произошедшего, но его слова сочли пропагандистской уловкой. «Я хорошо это помню, потому что из-за этого в Америке поднялось антивоенное движение, — добавила мадам Бинь по-французски. — Но инцидент в Милай не был уникальным, таких было много».
Однажды в Дананге я пил утренний кофе с Во Као Лоем, одним из немногих выживших после атаки роты «Браво» на Микхе-4. Лой рассказал, что ему тогда было 15 лет. Услышав подлетающие к деревне вертолеты, его мать сказала, что у нее плохое предчувствие. В их районе уже велись операции. «Не то чтобы эти американцы появились внезапно, — сказал он. — Перед тем, как прийти, они часто стреляли из артиллерии и бомбили район, а потом посылали наземные войска». Военные подразделения Америки и Южного Вьетнама много раз заходили на эту территорию, не производя никаких действий, но на этот раз мать Лоя велела ему уйти из деревни, что случилось как раз за несколько мгновений до атаки. Два его старших брата тогда боролись против Вьетконга, причем один из них погиб в сражении шестью днями ранее. «Она боялась, потому что я был уже практически взрослым, и если бы я остался, меня могли побить или заставить присоединиться к армии Южного Вьетнама. Я пошел к реке, это примерно пятьдесят метров от деревни. Очень, очень близко: я слышал выстрелы и крики». Лой прятался до вечера, а затем вернулся домой, чтобы похоронить мать и других родственников.
По словам Лоя, он все еще страдает из-за потери семьи, а бойня снится ему в кошмарах. Но он практически сразу же нашел приемную семью, вступив в ряды Вьетконга: «Они любили меня и позаботились обо мне. Они меня и воспитали». Я рассказал Лою о том, как Конг злился на Кеннета Шила, и Лой заметил: «Даже если с тобой ужасно обошлись, можно простить это и двигаться дальше». После войны Лой перешел в регулярную армию Вьетнама. Прослужив 38 лет и став полковником, он ушел в отставку. Сейчас он вместе с женой владеет кофейней в Дананге.
Практически 70% населения Вьетнама моложе 40 лет, и хотя война еще остается в памяти старших поколений, американские туристы здесь — благо для экономики. Да, американские солдаты зверствовали, но французы или китайцы в других войнах вели себя не лучше. С дипломатической точки зрения США считается другом, потенциальным союзником в противостоянии с КНР. Тысячи вьетнамцев, работавших во время войны на американцев или вместе с ними, в 1975 году сбежали в Соединенные Штаты. Дети некоторых из них вернулись на родину.
Нгуен Ки Дук (57 лет) — владелец популярного ресторана в Ханое. Он прилетел в Америку в 1975-м, и только спустя 31 год вернулся во Вьетнам. В Сан-Франциско он стал успешным журналистом и постановщиком документальных фильмов, был неоднократно удостоен наград и премий. Но в личной беседе он сказал мне: «Я всегда хотел вернуться домой и жить во Вьетнаме. С тех пор как я уехал в 17 лет, меня не покидало ощущение, что я что-то не завершил, что в Штатах я проживаю чужую, не свою жизнь. Я благодарен Америке за то, что она открыла для меня такие перспективы, но мне все время не хватало чувства общности. Впервые я приехал в Ханой, когда еще работал репортером на Национальном общественном радио, и сразу же влюбился в эту страну».
Он признался мне, что, как и многие вьетнамцы, научился мириться с бесчеловечным отношением к людям на войне. «Американские солдаты совершали зверские поступки, но война есть война, — говорит он. — И на самом деле жестокость со стороны вьетнамцев тоже редко может быть оправдана. Сейчас мы на это смотрим с практической точки зрения: забудь зверства врага, если он может стать союзником».
Во Вьетнам уехали и некоторые американские ветераны войны. Детство Чака Палаццо прошло на Артур-авеню в Бронксе, сам он родом из неблагополучной семьи и после того, как был отчислен из университета, пошел служить в ВМФ. Осенью 1970-го после годовой подготовки его перевели в элитное подразделение войсковой разведки. «Я принимал участие во многих масштабных военных операциях против регулярных войск северного Вьетнама и Вьетконга. Многие из друзей погибли, — за чашкой кофе в одном кафе в Дананге Палаццо рассказал мне, где он сейчас живет и работает. — Даже когда я еще отсюда не уехал, я уже не был воинственно настроен. Я много читал и понял, каковы политические методы войны. Как-то один из офицеров сказал мне с глазу на глаз, что все, что мы здесь делаем, лишено здравого смысла. Еще он добавил: Береги свой зад и убирайся отсюда к черту, пока не поздно».
Палаццо впервые попал в Дананг в 1970-м. В аэропорту он увидел длинные ряды гробов. «Только тогда я осознал, что это война, — сказал он. — Спустя 13 месяцев я снова оказался в Дананге, чтобы лететь обратно домой, но мое имя не было указано в путевом листе». После нескольких невнятных фраз Палаццо все же объяснил: «Я узнал, что возвратиться в Америку можно было только во время сопровождения гробов на грузовом самолете С-141. Так я и сделал».
После того как Палаццо бросил службу в военно-морском флоте, он учился в колледже и начал работать программистом. Его не миновала участь многих ветеранов: после войны он страдал от боевого посттравматического стрессового расстройства и не смог избавиться от алкогольной зависимости. Его семейная жизнь не сложилась. Его часто увольняли с работы. И в 2006 году Палаццо принял «эгоистичное» решение вернуться в Хошимин. «Так или иначе, я уехал из-за того, что не смог справиться с посттравматическим синдромом, мне повсюду мерещились призраки, — сказал он. — Впервые очутившись во Вьетнаме, я сразу же в него влюбился».
Палаццо делал все, что было в его силах, чтобы помочь жертвам гербицида «Агент Оранж». На протяжении многих лет управление по делам ветеранов США отвергало существование связи между применением «Агента Оранж» и появлением болезней, например рака, среди населения, подверженного действию гербицида. «Во время военных действий командир роты нам сказал, что это аэрозоль против москитов. Но мы же видели, что вся растительность была поражена в результате применения этого вещества, — говорит Палаццо. — И я подумал, если американские ветераны пользуются льготами, например материальные выплаты и иная помощь, то почему их не получают вьетнамские ветераны?»
Палаццо переехал в Дананг в 2007-м и сейчас работает программистом, а также представляет на местном уровне американскую общественную негосударственную организацию «Ветераны за мир». В то же время он участвует в деятельности организации «Agent Orange Action Group», которая борется с последствиями массового применения дефолианта.
В Ханое я также познакомился с Чаком Сирси, высоким седовласым человеком 70 лет родом из штата Джорджия. Отец Сирси — ветеран Второй мировой войны, побывавший в немецком плену. Поэтому у Сирси даже мысли не было не участвовать в боевых действиях во Вьетнаме. «Полагаю, президент Джонсон и Конгресс прекрасно понимали, что на самом деле происходит во Вьетнаме», — сказал он мне. В 1966-м Сирси бросил учебу в колледже и пошел в армию. Он был аналитиком службы разведки, работал в подразделении, находившемся недалеко от аэропорта Сайгона, в его должностные обязанности входила обработка и анализ американских данных и отчетов.
«Не прошло и трех месяцев, как все мои идеалы, привитые с детства, были разрушены. Я начал спрашивать себя, кто мы как нация и государство, — говорит Сирси. — Все разведданные были простой подтасовкой фактов. Южный Вьетнам мало ценил сведения, полученные от американской разведки. Как-то мой сослуживец купил на рынке в Сайгоне рыбу, завернутую в секретные отчеты одного из наших подразделений. К тому времени, как я уехал в июне 1968-го, я был озлоблен и раздражен».
Его возвращение домой стало для него настоящей трагедией. «Отец ушам своим не поверил, когда узнал, что я на самом деле думаю о войне. Ты встал на сторону коммунистов? Он и мама сказали, что я им больше не сын, что я не американец и чтобы я шел на все четыре стороны». Сирси продолжил образование и закончил университет Джорджии, после чего работал редактором в еженедельной газете в городе Атенс, штат Джорджия. Спустя некоторое время он начал заниматься политикой и общественной работой и состоял советником Уитч Фаулера, конгрессмена-демократа от Джорджии.
В 1992 году Сирси возвращается во Вьетнам и знакомится с другими ветеранами, которые переехали туда несколькими годами ранее. «Еще тогда в самолете, улетая из Вьетнама в 1968 году, я знал, что когда-нибудь я обязательно вернусь сюда — благо, если это будет в мирное время».
Сирси работал с программой обнаружения и обезвреживания мин. Во время войны во Вьетнаме США сбросили в три раза больше бомб на территорию страны по сравнению со Второй мировой войной. В период между окончанием войны и 1998-м от неразорвавшихся боеприпасов погибли и пострадали более сотни мирных жителей, 40 процентов из них — дети. Более двух десятков лет после окончания войны США отказывались компенсировать убытки от неразорвавшихся снарядов или действия «Агента Оранж», хотя в 1996-м правительство выделило скромные средства на обезвреживание мин. С 2001 по 2011 год Фонд мемориала ветеранов Вьетнама осуществлял финансовую поддержку программы по обезвреживанию неразорвавшихся боеприпасов. «Многие ветераны осознавали, что на нас лежит ответственность за это», — говорит Сирси. В результате проведения данной программы многие вьетнамцы, а особенно сельские жители и дети, узнали об угрозе, которую представляют неразорвавшиеся боеприпасы. Количество жертв значительно сократилось.
По словам Сирси, незадолго до окончания вьетнамской кампании ему позвонил отец и предложил встретиться за чашкой кофе. Они не виделись с тех пор, когда родители отреклись от него. «Мама и он много думали над этим, — вспоминает Сирси. — Отец мне сказал, что они были не правы и мне надо вернуться домой». Сирси так поступил, и был рядом с родителями до последних дней их жизни. Сирси женился два раза и, как он написал в одном из своих ироничных писем, не поддался никаким попыткам со стороны вьетнамцев женить его снова.
Но и это еще далеко не все. В начале 1969 года большая часть роты «Чарли» вернулась в Америку или была переведена в другие боевые подразделения. И все было бы скрыто, если бы не один смельчак из боевых ветеранов по имени Рональд Риденхор, который подробно описал бойню в Милай и разослал тридцать копий этого текста представителям органов власти и членам Конгресса. Через пару недель письмо дошло до американского командования во Вьетнаме.
Во время моего последнего визита в Ханой один государственный служащий попросил меня совершить протокольный визит в органы местной власти в городе Куангнгай, а после продолжить наше путешествие в Милай. Мне показали новый путеводитель по провинции, в котором была собрана информация о массовом убийстве мирных жителей в деревенской общине Труонгле недалеко от города Куангнгай. Согласно отчету, в семь часов утра 18 апреля 1969 года армейский отряд прибыл в Труонгле для проведения поисково-ударных действий — случилось это менее чем год спустя после бойни в Милай. Солдаты вывели детей и женщин на улицу, после чего подожгли всю деревню. Согласно данным отчета, три часа спустя военные возвратились в деревню и убили 41 ребенка и 22 женщины, оставив в живых только 9 человек.
В 1998 году за несколько недель до 30-й годовщины бойни в деревне Милай Дональд Стюарт, бывший сотрудник Пентагона, передал мне копию неопубликованного доклада, составленного в августе 1967-го, согласно которому большинство американских военных, находившихся в Южном Вьетнаме, не понимали своей ответственности за соблюдение требований Женевских конвенций. В то время Стюарт возглавлял отдел расследований Управления инспекторской службы Пентагона. Его отчет был подготовлен по требованию Роберта Макнамары, занимавшего пост министра обороны при президентах Кеннеди и Джонсоне. Согласно отчету Стюарта, многие военнослужащие «считали, что имеют полное право подменять четкие положения конвенций своей собственной точкой зрения. Обычно именно молодые и неопытные солдаты утверждали, что готовы проявить жестокость или даже убить пленных, несмотря на полученный инструктаж» по вопросам международного права.
Макнамара покинул Пентагон в феврале 1968-го года и отчет так и не был обнародован. Стюарт позже сказал мне, что понимает, почему отчет придержали: «Люди посылали туда своих 18-летних сыновей, и мы не хотели, чтобы они узнали о том, что их дети отрезают кому-то уши. Я вернулся из Южного Вьетнама с мыслью о том, что ситуация выходит из под контроля. Я понимал Келли — очень даже хорошо понимал».
Как оказалось, Макнамара тоже его хорошо понимал. Я ничего не знал об исследовании Стюарта, когда в конце 1969-го писал репортажи о бойне в Милай, но я знал, что за несколько лет до этого Макнамара был проинформирован о зверствах в Центральном Вьетнаме. После того как мой первый репортаж о деревне Милай был опубликован, мне позвонил Джонатан Шелл, молодой журналист из The New Yorker, опубликовавший в 1968-м в этом журнале душераздирающий рассказ о бесконечных бомбардировках в Куан Нгай и близлежащей провинции. Его статья — которая позже превратилась в книгу «Военная половина» — по сути своей продемонстрировала, что американские военные, убежденные в том, что вьетконговцы окопались в Центральном Вьетнаме и пользуются при этом значительной поддержкой местного населения, не делали особенного различия между участниками боевых действий и местными жителями. Шелл вернулся из Южного Вьетнама в 1967 году, совершенно подавленный тем, что увидел. Он был родом из хорошей нью-йоркской семьи. Его отец, адвокат с Уолл-Стрит и меценат, жил по соседству с Джеромом Визнером, бывшим советником по вопросам науки президента Джона Кеннеди. Визнер, который в то время занимал пост президента Массачусетского Технологического Института, занимался вместе с Робертом Макнамарой проектом постройки заграждения, которое должно было помешать Северному Вьетнаму посылать технику и материалы военного назначения на юг Вьетнама по тропе Хо Ши Мина. (Заграждение так и не было построено.) Шелл рассказал Визнеру о том, что увидел во Вьетнаме, а Визнер, который тоже пришел в ужас, устроил ему встречу с Макнамарой.
Вскоре после этого Шелл обсудил свои наблюдения с Макнамарой в Вашингтоне. Шелл признался мне, что чувствовал себя неловко, сообщая правительству о положении дел до того, как была написана статья, но он считал, что был обязан это сделать. Макнамара согласился оставить эту встречу в тайне и заверил, что не будет предпринимать никаких шагов, чтобы помешать Шеллу в его работе. Он также предоставил Шеллу кабинет в Пентагоне для того, чтобы тому удобно было диктовать заметки. Было сделано две копии, и одну из них Макнамара, по его собственным словам, собирался использовать для расследования злоупотреблений, которые описал Шелл.
Статья Шелла была опубликована в начале следующего года. Никаких сообщений от Макнамары Шелл больше не получал, и не было никаких признаков изменения поведения США во Вьетнаме. Затем вышли мои статьи о бойне в Милай, и Шелл позвонил Макнамаре, который к тому времени покинул Пентагон, чтобы стать президентом Всемирного банка. Шелл напомнил Макнамаре о том, что оставил ему подробный отчет о зверствах в районе Милай. По мнению Шелла, в тот момент уже пришло время написать о произошедшей между ними встрече. Макнамара ответил, что они договорились держать встречу в тайне, и потребовал, чтобы Шелл не нарушал этой договоренности. Шелл попросил у меня совета. Я, конечно, хотел, чтобы Шелл написал свою статью, но сказал ему, что если он действительно обещал держать разговор в тайне, то у него не было иного выбора, кроме как сдержать слово.
Шелл так и поступил. В статье, посвященной памяти Макнамары, которую он написал в 2009 году для журнала The Nation, Шелл описал свою встречу с Макнамарой, но ничего не упомянул об их исключительной договоренности. Через пятнадцать лет после той беседы Шелл написал, что узнал от Нила Шихана, выдающегося военного репортера и автора книги «Блестящая яркая ложь», что Макнамара послал заметки Шелла американскому послу в Сайгоне Эллсворту Банкеру. Очевидно, Макнамара не знал, что в Сайгоне целью стала не проверка обвинений Шелла, а дискредитация его информации и попытка сделать все возможное, чтобы помешать публикации материала.
Через несколько месяцев после появления моих газетных публикаций, журнал Harper’s опубликовал отрывок из книги, над которой я тогда работал и которая должна была называться «Милай 4: Репортаж о бойне и ее последствиях». В отрывке был представлен куда более подробный отчет о случившемся. В нем подчеркивалось, что солдаты из роты лейтенанта Келли за несколько месяцев, предшествовавших инциденту, совершенно озверели и ожесточились. Сын Макнамары Крейг, которому тогда был 21 год и который выступал против войны, позвонил мне и сказал, что оставил экземпляр журнала в гостиной своего отца. Позже он нашел журнал в камине. Оставив политическую карьеру, Макнамара много выступал против ядерных вооружений и пытался загладить вину за свои действия во время Вьетнамской войны. В своих мемуарах под названием «Взгляд в прошлое: трагедия и уроки Вьетнама», вышедших в 1995 году, он признает, что война во Вьетнаме была «катастрофой», но редко выражает сожаление по поводу страданий, которые она принесла вьетнамскому народу или американским солдатам, таким как Пол Мидло. «Я горжусь своими достижениями и сожалею, что по дороге к ним я совершал ошибки», — сказал он режиссеру Эрролу Моррису в документальном фильме «Туман войны», вышедшем на экраны в 2003 году.
Рассекреченные материалы времен службы Макнамары в Пентагоне показывают, что он неоднократно скептически высказывался о войне в своих частных рапортах президенту Джонсону. Но публично он никогда не выражал сомнений и не высказывал пессимизма. Крейг Макнамара сообщил мне, что на смертном одре его отец «сказал, что чувствует, что Бог отвернулся от него». И трагедия эта постигла не его одного.
— Lenta.ru
